Культура: Интервью с Российским аниматором Гарри Бардиным

Легендарный режиссер-мультипликатор Гарри Бардин рассказал «Парку культуры» о бедственном положении анимации и детского кино, критериях отбора сценариев и необходимости смены логики в культурных ведомствах. Сегодня открывается очередная конференция, в рамках организованной агентством «Национальные бизнес-форумы» серии, посвященной киноиндустрии. Сегодняшняя конференция получила название «Финансирование проектов киноотрасли» и особое место на ней занимает вопрос финансирования детского и юношеского кино. Накануне конференции корреспондент «Парка культуры» встретился с ее участником, мультипликатором Гарри Бардиным.

– С нескольких сторон за последнее время прозвучали обещания, касающиеся финансирования кино, в том числе детского. Например, глава Фонда поддержки российского кино Сергей Толстиков на заседании правительственного совета по развитию отечественного кинематографа говорил, что в будущем его организация может расширить свою деятельность за счет финансирования детского кино...

—Но там речь идет о полнометражном кино.

Гарри Яковлевич Бардин Российский аниматор, известный как своими пластилиновыми мультфильмами – «Серый волк энд Красная Шапочка», «Кот в сапогах» и др., так и традиционными анимационными лентами, вроде ставшего классикой «Летучего корабля». Бардин – лауреат российских и международных премий, в том числе – «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля за лучшую короткометражку – мультфильм «Чуча». Последней на данный момент работой режиссера стал первый в его карьере полнометражный мультфильм «Гадкий утенок» (2010).


– Толстиков называет его термином «зрительское кино».Это коммерческое кино, что как бы скромно и стыдливо умалчивается.

–А вообще уместно ли делить детское кино на коммерческое и некоммерческое?

— Мне кажется, что неуместно и некорректно, потому что как оценить с этой точки зрения «Ёжика в тумане»? Это коммерческое кино? Это же история про познание мира, всеобъемлющая тема, но можно было бы сказать, что оно нерентабельно с точки зрения сегодняшнего дня, когда главным критерием является коммерческий успех. И это самая сокрушительная ошибка, которая допускается. Потому что рентабельность определяется добротой выращенного человека. Выбор таков: мы вложили что-то, что-извините за пошлость, доброе и вечное в душу ребенка, или мы его развлекли, он похохотал и забыл через пять минут про наше кино? Вопрос рентабельности очень скользкий.

–Возможен ли компромисс?

— Компромисс возможен, если мы перестанем кивать на полнометражные фильмы. Потому что «Серая шейка» это не полнометражный фильм, «Винни-Пух» не полнометражный фильм, «Каникулы Бонифация» не полнометражные, «Крокодил Гена и Чебурашка» — это все не полнометражные фильмы, но они остались в нашей шкатулке, «золотой шкатулке» советской мультипликации. Их никто никогда не оценивал с точки зрения рентабельности. Но наступили новые времена, и когда его величество рубль встал во главе, то все «ромашки спрятались, поникли лютики».

– В отсутствие кинотеатрального проката, который недоступен сейчас для неполнометражного кино, возможна ли какая-то модель экономической самоокупаемости мультипликации?

— Короткометражные фильмы сейчас признаются «неформатом». А, должен сказать, сила мультипликации в краткости изложения, в лаконизме, метафоричности. За десять минут можно рассказать о том, на что в полнометражном игровом фильме уйдет полтора часа. Сейчас этого достоинства мультипликация лишена. Почему? Рассказываю, как было раньше (не потому, что я стар и бухчу на новые времена, а потому что мы с водой выплеснули ребенка): у нас был прокат, худо-бедно, потому что специализированных кинотеатров было мало, но они были, и были сборники — знаете, что это такое?

– Мне только «Веселая карусель» в голову приходит...

— «Карусель» – это десять минут, собранные из сюжетов маленьких, а были сборники, которые какие-то люди в кинотеатрах формировали программы. И это была эстонская мультипликация, армянская, грузинская, украинская, и это были пятиминутные, десятиминутные, самые разные, собранные в программу. И вот эта программа шла час двадцать, полтора часа — и дети смотрели разные сюжеты, и это казалось нормальным, и нас видели. Сейчас ситуация жуткая: видят в кино, если видят, только полнометражные фильмы. Со мной, например, произошла просто трагическая история, потому что я сделал полнометражного «Гадкого утенка» — в прокате провал полный: немногие знают, что он вообще прокатывался.

– А что случилось?

— Отсутствие рекламы, недобросовестность дистрибуторов: 117 копий – это для России достаточно много, но прокат булькнул, и разошлись круги. Сейчас люди скачивают и покупают DVD, кто почестнее — покупает DVD, кто менее — тот скачивает. Мы не вернули бюджет, не обогатились за счет этого фильма. Но как вообще получается с полнометражными фильмами: человек хочет, чтобы его работу увидели, он заточен на полный метр — а не каждому это по плечу. Я сейчас говорю не о себе, а в принципе. Не каждый может сделать полнометражный фильм. Другие законы жанра, другая драматургия, другой темпоритм. Но если человек делает короткий метр, а как правило дебютанты делают короткий метр, это становится достоянием фестивальных экранов, в том числе международных — и там они гуляют по чем зря, но наш зритель российский обделен, он этого не видит. Даже если фильм оказывается шедевром. В который раз говорю, у Саши Петрова «Моя любовь» — шедевр. Кто его видел в России? Хотя совместно с Первым каналом сделан. И казалось бы уж точно Первый канал должен показывать — нет, этого не произошло. Неформат? Неформат.

– С кинотеатрами понятно, а телевидение?

— Телевидение не покупает, а если покупает, то как семечки. Существует стереотип мышления: мультики — это что-то копеечное и маленькое, хотя все наоборот. Мультфильмы это многотрудно и достаточно затратно. Забывают еще и о том, что век игрового кино сравнительно короток. Может быть замечательный фильм с хорошим актером, но у него накладные плечи сороковых годов, современному человеку будет трудно ему сопереживать — и он становится «неформатен» для восприятия. А мультипликация, она вне времени. Если она сделана качественно, если она говорит о каких-то вечных истинах, она может жить очень долго. Поэтому сейчас молодые родители бросились покупать старую советскую мультипликацию. Потому что это очень качественные мультфильмы, они сделаны очень тщательно и профессионально. А у нас есть провал в профессии: за двадцатилетие, когда было не до мультипликации, школа рухнула. Людей, которые умеют обращаться с мышкой много, но это не всегда можно назвать мультипликацией.

– Лет пять назад на фестивале анимационного кино в Суздале звучали слова о необходимости отказаться от зависимости от государства. Сценарист Владимир Голованов объяснял скупость в самовыражении «самоцензурой», директор фестиваля Александр Герасимов тоже говорил про рыночную независимость. Теперь и Герасимов, и худрук «Смешариков» Прохоров, и занимающийся альтернативной мультипликацией Павел Мунтян участвуют в недавнем круглом столе «Российская анимация в ожидании системной государственной политики» — у анимации нет шансов на самостоятельное выживание в России? И чем может помочь государство, кроме как дать денег на производство: заставить телеканалы показывать сделанное, а зрителей — смотреть?

— Государство оказало с одной стороны добрую, а с другой недобрую услугу. Оно отторгло нас от каналов. По закону о СМИ детское кино не должно прерываться рекламой. Поэтому мы становимся совершенно невыгодны. Есть какая-то квота, обязывающая показывать детское — и каналы ставят мультфильмы на такое время, что это то ли для стариков, страдающих бессонницей, или же для больных детей, которые всю ночь не спят. Кто будет в шесть утра смотреть? Это игры с законом, которые уже никакого отношения к детям не имеют, здравого смысла в этом нет.

– А есть какой-нибудь оптимистический сценарий?

— Оптимистический сценарий таков: когда во главе ведомств становятся не евнухи, а заботливые отцы, у которых есть дети, которые не смотрят телевизор в шесть утра, а в более приличное время, они озаботятся и поймут: да, нужно зону искусства сохранить. Если это искусство и это первая картинка, которую видит ребенок, она должна быть качественная, как вода или творожок «Агуша». Должен быть «экологически чистый продукт», востребованность которого определяет не рентабельность, а экология души. И это уже не Сергей Толстиков должен определять, а кто-то другой.

– Еще в Департаменте кинематографии Минкульта произошла перестановка: новый глава — Тельнов, бывший директор Ленфильма. На эту сторону есть какие-то надежды?

— С ним еще не встречался. Я являюсь членом экспертного жюри, во всяком случае был им — не знаю, оставили меня сейчас или нет. И как эксперт я прочитывал массу сценариев, но критерии оценки, которые мне давали, то, как я должен был оценивать, с какой точки зрения — это бред собачий.

– А критерии устанавливает департамент?

— Да, департамент, а им, наверное, кто-то сверху. «Насколько влияет на формирование патриотического духа, осознание истории государства Российского, гордость за свою историю...» и прочие какие-то вещи, которые писал то ли какой-то Михаил Суслов, то ли нынешний Сурков. Никакого здравого смысла. После такой аннотации, написанной идеологом сверху, читаю сценарий, где мышка нашла семечка и тянет его в норку, а встречается ей белочка, и начинается диалог между мышкой и белочкой. Какое это имеет отношение к патриотическому воспитанию молодежи, понять не могу. Другое дело, что и сценарии становятся соответственно иезуитскими. То есть те, кто хотят запуститься и знают критерии, а они знают, начинают давить на православие, на то, что востребовано сегодня властью. И вот потоком идут православные истории — у нас про партию столько не было, когда православия не было, а была партия, то есть другая официальная вера. В итоге я ставлю низкие оценки и выгляжу белой вороной. Но я не вижу в этих сценариях искры божьей, и я говорю не о православии, а о талантн. Его я там не нахожу, это довольно грустно. Плюс нет еще одного звена в работе экспертного жюри, о чем я всегда говорю: мы должны отвечать за то, что получится из принятого к работе. Сейчас мы готовый результат никак не отслеживаем — принимают работу другие. Мы даем отмашку, а дальше трава не расти.

-А может государственное ведомство руководствоваться негосударственнической логикой в экспертной оценке?

— Думаю, при желании это возможно. Нужно просто доверить это профессионалам. И это не только режиссеры и сценаристы, но и люди просто интеллигентные, достаточно образованные. Должна быть какая-то академия, которая подняла бы планку, чтобы работы не были просто товаром, а оставались в душе на долгие годы. Чтобы дети, которые их увидят, захотели бы потом показать их своим детям. Государство должно этим озаботиться. Но когда госпремию дают «Смешарикам», а не фильму «Моя любовь» Александра Петрова, это смещение понятий.

– Но они немного в разных плоскостях существуют?

— И то, и другое мультипликация, а государство выбирает достойный образец. И я не понимаю выбор, который делается. Как будто у нас не было мультипликационной традиции. Или вот еще патриотические, православные эти мультфильмы про богатырей, сделанные по американским лекалам — ну посмотрели бы «Конька-горбунка» Ивана Петровича Иванова-Вано с замечательным рисунком Мильчина, грех отказываться от такого наследия. Я жду каких-то встречных шагов от власти, потому что в эту область надо вкладываться. То, что коммерчески успешно выстоит — за счет маечек, карандашей — но есть еще то, что требует поддержки, чему нужно подставить плечо. Есть люди на Мельнице, есть в Питере: Дарина Шмидт, Лиза Скворцова замечательные — дайте им возможность вырасти, подставьте плечо.