В канун Дня Победы о восточной политике гитлеровской Германии и попытках немецких ученых создать урановую бомбу во время войны рассказывает профессор МГУ, член комиссии РАН по борьбе с лженаукой, главный научный сотрудник Государственного астрономического института им. Штернберга Московского государственного университета им. Ломоносова (ГАИШ МГУ) Юрий Ефремов. У нынешнего молодого поколения имеются сомнения в оправданности нашей долгой памяти о войне – и даже в том, зачем вообще была нужна в ней победа. «Зачем вообще нужна была победа в этой войне?» «Если бы мы её проиграли, рынок пришёл бы к нам ещё тогда и мы бы давно уже были развитой европейской страной». «Если бы мы сразу сдались немцам, сохранились бы наши люди и наши города в целости и сохранности.

Не было бы никакой разрухи». «В ту войну русские солдаты защищали завоевания революции, которая теперь признана сбоем цивилизации. Так что же они защищали и зачем?» Это одна из подборок соответствующих высказываний некоторой (к счастью, все же не бо́льшей) части современных старшеклассников. Надо ли говорить, что они заблуждаются. Всем доступны давно опубликованные документы, рассказывающие страшную правду про планы гитлеровского руководства. Возможно, падение уровня образования в нашей стране не позволило этим молодым людям узнать, что, если бы мы войну проиграли, наша страна исчезла бы с географической карты, а ее население было бы обречено на медленное умирание от голода и непосильной работы на германских хозяев.

Новые документы и подробности военных лет появляются в публичном доступе и в наше время. Так, план «Ост», о котором пойдет речь ниже, был найден в федеральном архиве Германии в конце 1980-х годов, а полностью переведен в цифровую форму и опубликован в конце 2009 года. Сравнительно недавно стали известны детали того, как Германия пыталась создать урановую бомбу во время войны, о чем также будет рассказано в этом тексте.

Начало войны

Б. Н. Журавлев, один из работников советского посольства в Берлине 1941 года, в конце 1980-х годов ведал иностранными делами в нашем институте. Именно он запер двери посольства СССР в Берлине утром 22 июня 1941 г. По случаю очередного юбилея Победы Б. Н. Журавлёв рассказал в редактировавшейся тогда мною стенгазете ГАИШ, что 15 июня 1941 г. в картографическом магазине Берлина офицерам раздавали карты СССР, а в витрине магазина была вывешена карта, на которой Украина, Белоруссия, Прибалтика, республика Немцев Поволжья и Кавказ были отделены от других территорий яркими красными линиями. В статье Б. Н. Журавлёва говорилось также, что в четверг, 19 июня, он получил «совершенно достоверные сведения о начале наступления немецких войск – 3 ч. 15 м. 22 июня. Телеграмма немедленно была отправлена в Москву»…

Как известно, приказ о готовности к бою был отдан из Москвы лишь в ночь на 22 июня и не до всех частей успел дойти. Понятно, кто именно три дня не решался отдать приказ. Мотивы этого катастрофического промедления всё же неясны: человек, прочитавший «Майн Кампф» (об этом будет чуть ниже), не мог не понимать, что никакого повода для агрессии Гитлеру не было нужно.

В конце июня 1941 г. я простился с отцом, который появился дома в зеленой гимнастерке с тремя красными кубиками в петлицах – и ушел надолго... А через два месяца я сидел у окна на боковой полке в поезде, отправляющемся из Москвы на восток. Вдруг я увидел в окно, что поезд медленно тронулся, а мамы в вагоне всё ещё не было. На других полках лежали сплошь перебинтованные бойцы, и они успокаивали меня – это тронулся не наш, а поезд на соседних путях. Так в четыре года отроду я наглядно познал относительность движения...

«Цель восточной политики»

Зверское обращение с советскими военнопленными («В этой войне обращение с врагом в соответствии с нормами человечности и международного права недопустимо», – директива фельдмаршала Кейтеля от 8 июля 1941 г.) было только прелюдией к освоению «восточного пространства». В сентябре 1942 г. рейхсфюрер СС Гиммлер, сообщив высшим руководителям СС, что в будущем году завоевание России завершится, объяснил им, как надлежит обращаться с русскими: «Принципиальная линия для нас абсолютно ясна – этому народу не надо давать культуру». Он следовал указаниям Гитлера, данным еще в сентябре 1941 г.: «Если русские, украинцы, киргизы и т. д. научатся читать и писать, то нам это может только повредить. Было бы разумнее установить в каждой деревне громкоговоритель, чтобы таким путем информировать людей о новостях...

Преподавание географии должно ограничиваться сведениями типа: столица империи – Берлин. И пусть никому не приходит в голову передавать покоренным народам по радио сведения из их прежней истории. Передавать следует музыку и еще раз музыку! Ибо веселая музыка способствует прилежной работе. Главная миссия этих народов – обслуживать нас экономически. Цель восточной политики – создание территории для расселения ста миллионов представителей германской расы».

В инструкциях «Экономического штаба Ост» от 2 мая 1941 г. и от 23 мая 1941 г., где речь шла о выколачивании продовольствия из оккупированных областей, говорилось: «Несомненно, десятки миллионов людей погибнут от голода, если мы изымем из этой страны то, что нам необходимо. Многие миллионы людей станут излишни на этой территории – они должны будут умереть или переселиться в Сибирь» [1].

Генеральный план «Ост»

Детально разработанная программа экономического и политического освоения «восточного пространства» для нужд тысячелетнего рейха известна как «Генеральный план «Ост» – Generalplan Ost – Rechtliche, wirtschaftliche und räumliche Grundlagen des Ostaufbaus (Генеральный план Восток – правовые, экономические и территориальные основы преобразования восточных областей). Первый вариант плана его составитель, оберфюрер СС, он же профессор Берлинского университета д-р Конрад Мейер направил рейхсфюреру СС Гиммлеру уже 14 июля 1941 г. (рис. 1).

Этот вариант плана и комментарии к нему были известны уже во время Нюрнбергского процесса 1946 г. Это не помешало профессору Мейеру спокойно жить на свободе (он умер в 1972 году). 28 мая 1942 года Гиммлеру был направлен второй вариант Генерального плана Ост, и 12 июня рейхсфюрер СС сообщил свои комментарии к нему (рис. 2). Перевод этого текста можно посмотреть здесь.

Итак, «цель восточной политики – создание территории для расселения ста миллионов представителей германской расы». По генеральному плану «Ост» Сибирь была предназначена для 20–24 миллионов поляков, т. е. почти для всех поляков. Белорусы и литовцы, столь же «расово неполноценные», как и поляки, также подлежали выселению. Территория «генерал-губернаторства» (остатки Польши), рейхскомиссариата Остляндия и Крыма (вместе с нижним Приднепровьем, которое немцы называли «областью готов», Gotengau) должны были стать районами немецкой колонизации (заштриховано на карте, рис. 3).

В «Замечаниях и предложениях по генеральному плану «Ост» рейхсфюрера войск СС», подписанных 27 апреля 1942 г. Э. Ветцелем – начальником отдела колонизации 1-го главного политического управления «восточного министерства», которое возглавлял Розенберг [2] – отмечалось, что к этим районам должны быть отнесены еще и Ингерманландия (Новгородская, Псковская и Ленинградская области) и Приднепровье. Галиция также должна была стать частью Великогерманского рейха, – за это на самом деле и воевал батальон СС «Галичина». (Возможно, бандеровцы начинали это понимать, сражаясь иногда на два фронта.) А вот латышам и эстонцам готовилась другая судьба, выселять их не собирались.

Взрослым мужам Прибалтики следовало бы знать, что их народам готовил Гитлер с помощью «национальных» частей СС. Рейхскомисариат «Остляндия» – это те части Белоруссии, Литвы, Латвии, Эстонии и Ленинградской области, которые подлежали германизации. Для центральной России было создано управление рейсхкомиссариата «Московия», которое, к несчастью для наших юных ценителей рыночной экономики, так и не смогло переехать в Москву. Для Прибалтики планировалось вот что: «Необходимо будет обеспечить отток значительных слоев интеллигенции, особенно латышской, в центральные русские области, а затем приступить к заселению Прибалтики крупными массами немецких крестьян, ...чтобы через одно или два поколения присоединить эту страну, уже полностью онемеченную, к коренным землям Германии» [3].

Но, как мы видели, такие темпы не устраивали рейхсфюрера СС. «Двадцатилетний план должен включать полное онемечивание Эстонии и Латвии... Мы должны осуществить это по возможности в течение 20 лет. Я лично убежден, что это вполне можно сделать». Вот за что сражались ветераны латышских и эстонских частей СС.

Они-то думали, что сражаются против сталинской оккупации, а на самом деле – за небытие не только своих стран, но и своих народов, за их полное исчезновение «за исторически короткие сроки». Прибалтийские воины СС этого не знали – но как могут не знать этого современные политики? Какая судьба лучше – добраться до Сибири и постараться там выжить, сохранив язык и культуру (полякам и белорусам) – или остаться в родных местах в относительном благополучии (эстонцам и латышам), но за двадцать лет (а хотя бы и за пятьдесят) исчезнуть как нация с лица земли, превратившись в немцев?

Но вот русских было слишком много, всех не переселишь. Поэтому, продолжал тот же д-р Ветцель, «важно, чтобы на русской территории население в своем большинстве состояло из людей примитивного, полуевропейского, типа. Эта масса расово неполноценных, тупых людей нуждается, как свидетельствует вековая история этих областей, в руководстве... Есть много путей подрыва биологической силы народа... Следует ...не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучение матерей уходу за грудными младенцами и профилактическим мерам против детских болезней. Следует сократить до минимума подготовку русских врачей по этим специальностям, не оказывать никакой поддержки детским садам и другим подобным учреждениям» [4].

Колонизация жизненного пространства

Наша земля вплоть до линии Архангельск – Астрахань предназначалась для колонизации представителями «высшей расы». Изволите ли видеть, немцы ведь «народ без земли», без «жизненного пространства»... Национал-социалисты считали, что территория Германии слишком мала, чтобы обеспечить продовольствием своё население. Необходимость завоевать lebensraum, без которого не прокормиться, возможно, служила моральным оправданием и для многих немцев-ненацистов… Ведь необходимость расширения «жизненного пространства» объяснялась тем, что население Германии быстро растет, а земли на Востоке всё равно пустуют.

Это и есть первая главная мысль библии нацизма – книги «Майн Кампф», cочиненной в благоустроенной тюрьме бывшим ефрейтором А. Гитлером при помощи Р. Гесса в 1925 г. (Вторая мысль менее оригинальна – «во всём виноваты евреи».)

Знакомство с этой книгой обнаруживают начитанность, скорописание (множество повторений) и ненависть автора не только к евреям, но и (в меньшей степени) к русским, полякам и французам – соседям, стеснившим Vaterland со всех сторон. В книге говорится о необходимости завоевания новых земель, которые можно было бы заселить немцами, утверждается, что это можно сделать «в общем и целом, только за счет России», и пропагандируется необходимость уничтожить стремление Франции к гегемонии в Европе. То есть уже в 1925 г. всё было предначертано: надо ослабить Францию и завоевать Россию.

В 1932 г. русский перевод этой книги был сделан Карлом Радеком и издан ограниченным тиражом, но вполне возможно, что Сталин прочел его и раньше. Во всяком случае, он, конечно, знал о планах нацистов и до этого. Не исключено, что известные его слова (в 1931 г. он сказал: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут») навеяны чтением «Майн Кампф». Ваш покорный слуга не испытывает ни малейшей симпатии к этому человеку, но сверхбыстрая индустриализация, проводившаяся столь дорогой ценой, была необходима для возможности отпора Гитлеру. (Впрочем, всё равно невозможно понять, почему 90% членов Военного совета при наркоме обороны, заседавшего в июне 1937 года – уже после ареста Тухачевского и его товарищей – закончили свои жизни в 1938 году…).

Отвечая на вопрос Черчилля, прилетавшего в августе 1942 г. в Москву, Сталин сказал, что он знал, что войны не избежать, но надеялся оттянуть ее на год. Есть историки, которые считают, что эта надежда объясняет некоторые решения Сталина в июне 1941 г.

«Инновации» побыстрее

«Народ, забывающий свою историю, рискует, что она повторится» – говорит известное изречение. Германия эти уроки извлекла – точнее, нынешнее поколение германских людей. Сильная армия ей больше не нужна, и в объединенной Европе Германия – самая процветающая страна. Много меньшая, чем в 1925 году, территория Германии в изобилии обеспечивает продовольствием население, много большее, чем тогда, – и в первую очередь, благодаря успехам сельскохозяйственной науки.

Но плоды науки медленно зреют, а их семена порождает фундаментальная наука – та самая, финансирование которой, по мнению некоторых наших парламентариев, равносильно отапливанию атмосферы, – им нужны так называемые «инновации».

Фюреру тоже были нужны инновации. Он требовал получать практический, полезный для вооружений результат не позже чем через четыре месяца. Не исключено, что это требование спасло мировую цивилизацию. Ведь именно в Германии впервые была осознана возможность цепной ядерной реакции в изотопе урана и начались первые в мире исследования ее осуществимости в военных целях. Велись они, однако, разрозненно и неинтенсивно [5].

Среди германских физиков-ядерщиков авторитетнейшим был Вернер Гейзенберг, который летом 1939 г. был в США, но отклонил предложение остаться там. На вопрос рейхсминистра вооружений Шпеера, заданный в мае 1942 г. – можно ли создать ядерную бомбу, – Гейзенберг ответил, что «не ранее чем через два года, и то при условии, что им окажут должную поддержку» – [6] (см. А. Шпеер. «Воспоминания»). Однако дальше Шпеер пишет: «Осенью 1942 г. я еще раз спросил физиков-ядерщиков о возможных сроках создания атомной бомбы и, узнав, что потребуется три-четыре года, приказал прекратить все работы в этом направлении. Ведь тогда война или закончится, или ее исход будет уже окончательно предрешен».

Положение Гейзенберга было крайне трудным: любовь к фатерлянду, к ядерной физике и гуманность невозможно было соединить, и позднее он говорил, что был рад тому, что ход войны освободил его от выбора.

Есть подробные описания истории попыток создания урановой бомбы в Германии. Еще 24 апреля 1939 г. в высшие военные инстанции рейха поступило письмо от профессора Гамбургского университета П. Хартека и его сотрудника доктора В. Грота, в котором указывалось на возможность создания нового вида сверхэффективного взрывчатого вещества. В нем говорилось, что страна, которая первой сумеет овладеть достижениями ядерной физики, приобретет абсолютное превосходство.

Как известно, для эффективного расщепления ядра урана нужно попасть в него медленными нейтронами – для чего нужен их источник и замедлители нейтронов. Ими могут служить углероды (графит, парафин) и тяжелый водород (дейтерий), входящий в состав тяжелой воды. Американцы в своих реакторах применяли только графит, как более дешевый и доступный. Немецкие ученые (Гейзенберг и др.) также сначала планировали использование графита (Германия располагала весьма большими запасами этого материала), но позже целиком перешли на тяжелую воду. Это решение оказалось роковым. Считается, что главная причина отказа немецких ученых от графита – ошибка профессора В. Боте при исследовании свойств электрографита фирмы «Сименс».

Еще в 1940 г. он нашел, что длина пробега нейтрона в графите оказалась почти в 2 раза меньше, чем ожидаемые 70 см, и сделал вывод о том, что «машина с углеродом невозможна». Однако графит, исследованный Боте, не был «чистейшим», а был загрязнен бором, что вскоре установил профессор Физического института Гиссенского университета доктор В. Ханле. Результаты опытов Боте и Ханле были изложены ими в апреле и июне 1940 г. в соответствующих отчетах; они браковали не графит вообще, а только графит, загрязненный бором. Ни Боте, ни другие ученые не скрывали своего заключения. Их отчеты были известны военным руководителям и заказчикам уранового проекта, которые имели полную возможность проверить, действительно ли промышленность не может выпускать более чистый графит.

Но ничего подобного сделано не было. Непосредственную ответственность за выполнение работ по урановому проекту в то время несло управление армейского вооружения, в котором группу ядерной физики возглавлял доктор К. Дибнер. Однако он в своих воспоминаниях совершенно не касается исследований графита... Так или иначе, все усилия были сосредоточены на создании запасов тяжелой воды, вывозимой из Норвегии (чему мешали налеты английской авиации и рейды коммандос), и не было создано единой структуры, ответственной за немецкий урановый проект.

Собственно, как такового его и не было, а были лишь разрозненные усилия десятка хороших физиков. В апреле 1945 г. в южной Баварии Гейзенберг получил нарастание числа нейтронов в урановом котле с тяжелой водой (и графитом на дне его). Если бы в его распоряжении были запасы тяжелой воды и урана, которые неподалеку были у Дибнера, можно было бы рассчитывать и на возникновение цепной – самоподдерживающейся – реакции. Впрочем, еще в серии опытов, проведенных в августе–сентябре 1941 г. в Лейпциге, Гейзенберг, Вайцзеккер и Дёпель добились размножения нейтронов, что служило доказательством протекавшей в массе урана цепной реакции. Эта реакция еще не была самоподдерживающейся, но опытное подтверждение реальности цепной реакции стало фактом. Давая позже оценку Лейпцигскому опыту, Гейзенберг писал: «В сентябре 1941 г. перед нами открылся путь – он вел нас к атомной бомбе».
Продолжить чтение статьи: Зачем вообще нужна была победа в этой войне